Премия Рунета-2020
Кемерово
+3°
Boom metrics

Андрей Макаревич: Люди сегодня больные на всю голову. Они ищут подоплеку там, где ее нет

Музыкант пришел в гости к Лесе Рябцевой на Радио «Комсмольская правда», чтобы поговорить о новом альбоме и жизни в стране [аудио. видео]
Андрей Макаревич: Люди сегодня больные на всю голову. Они ищут подоплеку там, где ее нет

Андрей Макаревич: Люди сегодня больные на всю голову. Они ищут подоплеку там, где ее нет

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

Рябцева:

- Расскажите про ваш новый альбом. Почему он «Вы»? Для кого он и о чем он?

Макаревич:

- Вообще про музыку рассказывать довольно сложно. Он, слава богу, уже присутствует в широком доступе. И в скором времени появится в виде CD, а до этого уже был в виде CD в журнале «Русский пионер» за май месяц. И я надеюсь, что к осени мы еще и винил сделаем для тех, кто любит хороший звук. Музыку лучше слушать. Рассказывать про музыку – это все равно что танцевать про архитектуру. «Вы» он называется, потому что для нас вообще мучение – придумывать названия к песням и названия к альбомам. Песню еще можно назвать по первой строчке, выйти из положения. А с альбомом всегда сложно. Я не знаю, я никогда не называю свои картинки, принципиально. Мне кажется, что ты названием своим мешаешь восприятию. Человек там увидел что-то свое, прочитал подпись, а ты, оказывается, ее по-другому назвал совсем. И уже ты его заставляешь видеть под этим углом. Я не хочу никого заставлять. У нас было несколько вариантов названия. «Вы» понравилось нам самим больше всего, потому что, во-первых, оно короткое. А во-вторых, «Вы» - это «Вы». «Вы» - это все, кому небезынтересно то, что мы делаем. Насколько нам известно, вас довольно много. И в благодарность за это мы решили вас поместить на обложку. Поэтому по нашей просьбе наши друзья, наши фаны присылали нам свои селфи, мы из этого обложечку и набрали.

Рябцева:

- Кто вам помогал работать над этим альбомом? Это только «Машина времени»?

Макаревич:

- Приглашенных музыкантов там нет. Был замечательный Слава Оганесян со студии «Полифон», который как звукоинженер набирал звук и записывал нас. Саша Кутиков это потом сводил. В общем, все очень традиционно в этом смысле.

Рябцева:

- Я нашла рецензию на Лента.Ру. Вы говорите о том, что музыку писать сложно, тем не менее, некоторые пытаются. Там разбирали ваш альбом по косточкам.

Макаревич:

- Я не видел еще, посмотрю обязательно. Я читал только рецензию Барабанова, но, с учетом того, что он вообще редко кого хвалит, можно считать, что он нас похвалил.

Рябцева:

- И люди все равно пытаются найти какую-то подоплеку в ваших песнях.

Макаревич:

- Да потому что люди сегодня больные на всю голову. Они ищут подоплеку там, где ее нет, и там, где она есть. Давайте уже перестанем искать подоплеки. Давайте… Мы говорим о том, что мы имеем в виду. Поэтому – какие подоплеки?

Рябцева:

- Насколько я поняла, альбом состоит из сингл-треков, которые уже выходили.

Макаревич:

- Там есть три песни, которые были записаны раньше. Они просто были в интернете. Мы их просто выложили в общий доступ. И две песни написаны много-много лет назад, но практически не звучавших за это время. Мы их не играли на концертах никогда. Они зазвучали совершенно иначе. Просто оказалось, что какое-то настроение, которое нас посещало лет 20-25 назад, вдруг оно вернулось каким-то боком. Поэтому эти песни в сегодняшний день, по-моему, вписываются.

Рябцева:

- Оно вернулось в вас или в окружающих вас людей в стране, в мире, вот это настроение?

Макаревич:

- Мы выражаем свое состояние. Но поскольку у нас ноги не из головы растут, мы такие же люди, как те люди, которые рас окружают. Так что, я думаю, во многом наши настроения совпадают.

Рябцева:

- Ваша аудитория меняется со временем?

Макаревич:

- Во-первых, она вместе с нами становится старше. Значит уже меняется. Поэтому она более широкая по возрастным понятиям. Люди приводят детей, дети приводят внуков. Это довольно забавно и очень трогательно наблюдать. Но в остальном, я думаю, все равно общего больше. Это люди, которые воспитаны на той же музыкальной культуре, на которой воспитаны мы. Вряд ли любитель рэпа придет на «Машину времени». Хотя я допускаю, что есть люди, которые любят и рэп, и «Машину времени». Вполне возможно. Вообще опыт показывает, что вкусы гораздо шире, чем мы привыкли ожидать. Мы ждем от наших собеседников того же, чего ждем от себя, как правило. А это совсем не обязательно.

Рябцева:

- Будет ли у этого альбома презентация, концерт?

Макаревич:

- Концерт мы позавчера отыграли в Кесарии – в потрясающем месте, в древнеримском амфитеатре на берегу моря, с очень хорошей акустикой. Мы там выступаем уже второй раз. Надо сказать, что туда не всяких артистов пускают играть. И вообще это большая честь. Там пять с половиной тысяч человек. И все было очень красиво. Какую-то специальную презентацию – я не думаю, что мы будем делать. Я не вижу в этом большого смысла. Просто на концертах будут звучать и новые песни тоже.

Рябцева:

- Я помню истории, когда ваши концерты срывались. Сейчас этого нет?

Макаревич:

- И сейчас это есть. Это продолжается. И происходит это целиком по инициативе каких-то товарищей на местах, причем это не идеологическое руководство. Нет, это хозяева площадок, директора залов. Кто-то не боится, потому что никаких указаний из Кремля не поступало. И считают, что надо проводить концерт, и проводят. И все проходит очень хорошо. А кто-то боится: а вдруг нельзя, а кто его знает, а может, не надо, а мне тут еще жить, а они уедут, а я тут остаюсь. И отменяют концерт. Я знаю, что у Бори Гребенщикова такие же проблемы. Я считаю, что это идиотизм. Но, как и все на свете, это тоже пройдет.

Рябцева:

- Эти люди просто выслуживаются?

Макаревич:

- Конечно, выслуживаются. А чего еще?

Рябцева:

- Сейчас вроде внутренняя политическая ситуация в стране немножко поутихла. Но скоро будут выборы. Возможно, люди будут снова готовиться…

Макаревич:

- Посмотрим, я не знаю. Честно вам скажу, я не очень слежу за внутриполитической ситуацией в стране. Это, на мой взгляд, не самое интересное.

Рябцева:

- А что интереснее?

Макаревич:

- Интересно то, чем я занимаюсь. Мне интересна музыка, мне интересно рисовать, мне интересно путешествовать, читать умные книжки. Масса интересных занятий на свете.

Андрей Макаревич в гостях у Радио «Комсомольская правда»

Андрей Макаревич в гостях у Радио «Комсомольская правда»

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

Рябцева:

- Чем и как профессионального человека можно отличить от талантливого?

Макаревич:

- Это очень интересная тема. И однозначного ответа здесь нет. У меня даже есть такая лекция, которую я иногда читаю, про красоту. Что такое красота.

Рябцева:

- Где вы читаете лекции?

Макаревич:

- В разных местах я читал. Я читал ее в Москве, я читал ее в Питере. Я ее читал в Риге, по-моему. На разных площадках. В результате возникает очень интересный диалог с теми, кто пришел. Я не знаю однозначного определения красоты. Оказывается, в большей части словарей известных это слово вообще отсутствует. Не взяли на себя смелость определить. Казалось бы, мы используем это слово десять раз на дню. А что такое красиво, как это? Что такое профессионально – я могу объяснить. А красиво – что это? Для меня это присутствие божественного в человеческом. Но это тоже мало чего объясняет, если уж быть придирчивым.

Рябцева:

- Если ты не понимаешь, что такое бог, то как ты можешь описать…

Макаревич:

- Поэтому видеть красоту можно научить. Но возможно это только в раннем детстве, когда у человека еще шлюзы открыты, коробочки пустые, и все для него впервые. Если ему забили эти ящички разной пакостью, то в 15 лет ты его уже не научишь. И он будет считать, что это красиво. А это – ужасно. А ему просто в детстве никто не объяснил.

Рябцева:

- Вы же верующий?

Макаревич:

- Нет, я не религиозный человек. Я, безусловно, верю в высшее начало. Но не могу сказать, что я принадлежу к какой-либо конфессии.

Рябцева:

- А как понять, что вы говорите: красота в человеке – это нечто божественное?

Макаревич:

- Я божественное понимаю как совершенное. И поэтому на уровне нашего сознания необъяснимое.

Рябцева:

- Несмотря на то, что кто-то был с «открытыми шлюзами» в детстве, если взять двух разных человек, и тому, и другому что-то хотели вталдычить в голову…

Макаревич:

- А на третьего вообще времени не было. Поэтому он ходил и подбирал, чего на него валилось. И это, к сожалению, самый распространенный вариант. Потому что его родители тоже не очень хорошо знают, что такое красота. В этом несчастье.

Рябцева:

- А как это менять?

Макаревич:

- Воспитывать людей с детства. Иметь хороших воспитателей. С этим большая-большая проблема. И потом, если говорить о современном искусстве, искусство на протяжении всей истории человечества имело два значения. Первое значение – это воплощение божественного в человеческом. А второе – это просто планка мастерства. Он искусник тачать сапоги, например. И на протяжении всей истории они шли рядом. И художники в эпоху Возрождения, и до того, и после того не считали себя какими-то богоизбранными. Они были ремесленники. Просто высокого класса. И картины их продавались по площади. Картина больше – стоит дороже. Но они обладали потрясающим мастерством, которому ученики у них в мастерской учились годами. Сначала он просто смотрел, как работает мастер. Потом он растирал краски, потом ему позволяли загрунтовать холст. Через десять лет ему разрешили нарисовать фигуру. И к этому моменту он уже был мастером сам. А потом, на заре ХХ века, решили: а зачем? Все уже нарисовано. Уже лучше, чем Леонардо, не нарисуешь. Значит надо это сломать. Значит вот это второе понятие к искусству отношения не имеет. Главное – это придумать. Это концепт. Кончилось это большим изобилием и некоторым излишком стеба, на мой взгляд. И очень серьезным падением уровня вообще. Потому что я не говорю, что сейчас нет великих художников. Есть. Но, прячась за концепт, очень легко задурить голову человеку, особенно неподготовленному. Вот и все.

Рябцева:

- Вы готовы были бы взять такого ученика?

Макаревич:

- Я плохой учитель. Я занимался преподаванием недолго в молодые годы. Я преподавал рисунок детям, которые лечились от костного туберкулеза и были прикованы по полгода, по году к койкам. И это была просто необыкновенно благодарная аудитория. Потому что им же было очень скучно, и все, что им приносили и рассказывали, и показывали, это их зажигало как спичка. Но я понял, что мне не хватает терпения прежде всего. Я бы не смог… Вот я эту лекцию прочитал раз пять и понял, что шестой раз мне будет просто неинтересно. Я ж одно и то же рассказываю. А если неинтересно мне, автоматом будет неинтересно слушать. Потому что я не настоящий сварщик и не артист в этом смысле. Так что опыт такой у меня был, но мне его хватило.

Рябцева:

- Возвращаясь к тому, что кому-то вкладывают в голову с «открытыми шлюзами», и другому человеку вкладывают то же самое, но один более удачлив, у него все получается, а у другого – нет. Почему?

Макаревич:

- Потому что есть наследственность. Потому что у нас есть предки – отцы, деды, прадеды. Есть генетическая память. И вообще господь нас создал разными, слава бога.

Рябцева:

- Но вы же не верите в бога!

Макаревич:

- Иначе мы бы все строем ходили. Вообще природа – это совокупность разнообразий. Это ж чудесно.

Рябцева:

- Так природа или господь?

Макаревич:

- Если вам нравится больше слово «природа», используйте его. Для меня это одно и то же. Это же только слово, не более того.

Рябцева:

- Помогите раскрыть понятие. Мне кажется, что господь, я просто верю в личное, не в абсолютное безличное…

Макаревич:

- Если вы его представляете как дедушку с бородой, то напрасно.

Рябцева:

- Нет, совсем нет. Я придерживаюсь другой религии. Тем не менее, мне кажется, что природа – это что-то, что было создано этим богом.

Макаревич:

- Совершенно верно. И я так считаю, что это какой-то запущенный механизм. И я так думаю.

Андрей Макаревич в гостях у Радио «Комсомольская правда»

Андрей Макаревич в гостях у Радио «Комсомольская правда»

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

Рябцева:

- Хорошо, а почему вы удачливы? Та же наследственность?

Макаревич:

- А с чего вы взяли, что я удачлив?

Рябцева:

- Сколько вам уже лет? Я была маленькой – слушала ваши песни, сейчас я выросла – слушаю ваши песни.

Макаревич:

- Во-первых, я всю жизнь, слава тебе, господи, занимался только тем, что мне интересно, и тем, что я люблю. Этого я могу всем пожелать. Я думаю, что, если бы человечество занималось, каждый его представитель, только тем, что он любит, что ему интересно, мы бы все жили гораздо лучше. Масса людей на протяжении всей своей жизни абсолютно безразличны к своему занятию. Во-вторых, я думаю, что у меня хорошая наследственность. У меня отец был гениальный рисовальщик и очень хороший музыкант. Хотя работал архитектором, тоже очень хорошим. И он мне очень ненавязчиво как-то передавал то, что он умеет, то, чем он владеем, то, чему он выучился.

Рябцева:

- И ему хватало терпения?

Макаревич:

- Ему хватало терпения. Во-первых, он работал преподавателем еще в институте. Во-вторых, все-таки тут о родном сыне шла речь. Мы просто жили с ним в одной комнате. Я иногда вынужден был смотреть, как он работает. А он сидел, работал все время.

Рябцева:

- Как подмастерье, о котором вы только что рассказывали.

Макаревич:

- Да, именно так, кстати. Помогал ему. Он делал вид, что он не успевает, ему надо помочь. Я, страшно гордый этим, чего-то там закрашивал. Это он меня так обучал.

Рябцева:

- Получается, это строится на отношениях? Проще было бы передать кому-то, с кем была бы эта связь?

Макаревич:

- Наверное, да. Наверное, это самый простой способ.

Рябцева:

- Как найти свое предназначение?

Макаревич:

- Мне кажется, что это предназначение тебя находит. Если ты начинаешь чего-то искать, значит искать особенно нечего. Если оно тебя находит, то ты знаешь, чем тебе заниматься.

Рябцева:

- Часто люди его пытаются задушить в себе.

Макаревич:

- Зачем?

Рябцева:

- Потому что страшно.

Макаревич:

- А чего тут страшного? Страшно заниматься не своим делом. Вот это страшно. Потому что однажды ты проснешься и поймешь: сколько той жизни осталось, а ты занимаешься каким-то… Это как жить с нелюбимой женщиной. Ну зачем же это нужно? Как раз не страшно, а сладостно и легко заниматься тем, что любишь.

Рябцева:

- Страшно остаться без денег, страшно быть хуже других.

Макаревич:

- Значит это все тебе может сопутствовать на твоем жизненном пути, независимо от того, чем ты занимаешься.

Рябцева:

- Я представляю, чем бы я хотела заниматься. Но есть родители, которые давят, есть поколение «терпил».

Макаревич:

- Леся, ты сейчас хочешь сообщить человечеству, что ты занимаешься не своим делом?

Рябцева:

- Сейчас я занимаюсь своим делом.

Макаревич:

- Ну все-таки… Вот.

Рябцева:

- Сейчас – да. У меня получилось это переломать в себе и окружении. Потому что, мне кажется, нужно обладать неким стержнем и поддержкой, чтобы пойти против тех, кто говорит, что…

Макаревич:

- Можно проще сказать. Потому что тебе настолько этого хотелось, что ты взяла и сделала.

Рябцева:

- Сейчас я это понимаю. Но мне кажется, что другие не могут понять, чего им хочется.

Макаревич:

- Я не собираюсь другим загонять в какие-то каноны. Вообще это личное дело каждого.

Рябцева:

- Ну да, вам просто повезло, и это здорово.

Макаревич:

- Да, наверное.

Андрей Макаревич в гостях у Радио «Комсомольская правда»

Андрей Макаревич в гостях у Радио «Комсомольская правда»

Фото: Владимир ВЕЛЕНГУРИН

Рябцева:

- Где молодежь, что с молодежью? Мне кажется, что чего-то ждут все от молодежи во всех сферах.

Макаревич:

- Я не умею мыслить классовыми категориями. Я не понимаю, что такое молодежь. Я вижу огромное количество очень разных людей. И среди молодых, и среди немолодых. И вообще иногда полярно разных. Наверное, так и должно быть. Я не могу от них всех ждать чего-то одного. Но я просто надеюсь, что они не позволят этому миру стоять на месте, и двигаться он будет в нужном направлении.

Рябцева:

- Как среди этих людей вы находите своих?

Макаревич:

- Я никого не ищу специально. У меня такое ощущение, что большая часть из них уже давно нашлась. А если люди появляются вдруг откуда-то, из окружающего пространства, то очень быстро мне, во всяком случае, становится понятно – это из моего круга человек или нет.

Рябцева:

- За последнее время произошло много изменений в общении с людьми. Особенно после того, как начали кидаться ярлыками типа «национал-предатель».

Макаревич:

- В моем круге ничего не произошло. Вот абсолютно.

Рябцева:

- То есть те же самые друзья?

Макаревич:

- Совершенно. Абсолютно.

Рябцева:

- И через пять лет будет то же самое?

Макаревич:

- Если будем живы, я надеюсь.

Рябцева:

- Про предательство. Мне кажется, что все равно у людей что-то щелкает. Могли бы быть какие-то ссоры или разговоры про Крым, не Крым, про выборы президента.

Макаревич:

- Я довольно быстро понял, что смысла в этих разговорах никакого нет. Потому что, если человеку задурили голову, если она у него настолько слабая, чтобы этому сопротивляться, если он не может составить свое мнение на этот счет, то это все равно что разговаривать с табуреткой, например. Зачем? Это просто тратить свое время. А те люди, которые способны анализировать ситуацию, с ними не надо разговаривать, потому что они и так все прекрасно понимают.

Рябцева:

- Я нашла вашу заметку за 2013 год, в которой вы писали: не учите меня любить мою страну.

Макаревич:

- Ну да, вообще учить кого-либо любить – это изначально бессмысленное занятие. Что страну, что женщину, что собаку. Любить нельзя научить.

Рябцева:

- Мы любим разные страны? Или это у каждого своя страна?

Макаревич:

- Нет, страна одна и та же. Просто каждый в это слово вкладывает свой смысл. Кто-то вкладывает в это смысл – начальство. Кто-то вкладывает смысл – власть. Кто-то вкладывает смысл – поля родные, леса, моря и реки. Кто-то вкладывает смысл – это наши люди, 150 миллионов, которые, в общем, душевные и добрые, если их только не пытать слишком долго. У каждого свое представление. А на самом деле это и то, и другое, и третье, и четвертое по чуть-чуть. А пропорции уже человек в своем представлении составляет сам. Понимаешь, какая штука. Власть любой страны, правительство любой страны может наделать глупостей, придумать и совершить их. Но оно вынуждено заручиться поддержкой масс. Потому что иначе же это будет что ж такое? Это все лопнет как мыльный пузырик. Поэтому с массами работают. Поэтому массам вправляют мозги. Поэтому возникает агрессивнейшая информационная среда. Поэтому придумываются какие-то жуткие совершенно бредовые вещи, и все для того, чтобы мозги поправить. Получается поправить. Это технологии такие. Только конец один – без поддержки масс это лопается как маленький пузырик, а с поддержкой масс – как огромный пузырь. Но лопается все равно.

Рябцева:

- Кого-то забрызгает?

Макаревич:

- Забрызгает. Может забрызгать. Хотелось бы, чтобы не забрызгал. Надо просто уметь признавать свои ошибки.

Рябцева:

- Кому?

Макаревич:

- Тем, кто их совершает.

Рябцева:

- Что дальше? Вы записали альбом. Я про вас и про страну, про ваши ощущения. Что дальше?

Макаревич:

- Дальше продолжается жизнь, пока мы в состоянии получать удовольствие от того, что мы делаем. Мы выступаем, мы ездим с концертами. Я готовлю выставку, которая будет осенью. Наделал для себя новых каких-то работ, таких неожиданных. Для себя неожиданных. Я не думал, что меня туда занесет, в такой способ изобразительный, в такую технику. Клубик открылся. Открылся очень симпатичный джазовый клубик, о котором я много лет мечтал. На Сретенке. Называется JAM Club Андрея Макаревича. Он маленький. Там замечательные музыканты с живым звуком, почти без всякого электричества. Играют очень хорошую музыку. Устраиваются джем-сейшены. Приходят замечательные люди. Все это недорого. И я от него получаю детское удовольствие совершенно. И когда там играю, и когда просто прихожу послушать, кто выступает. Джазовых несколько проектов существует, с которыми нас тоже приглашают и по городам, и странам. Весьма активно.

Очень интересно получилось, если «Машина» - это все-таки команда, где хотелось бы понимать русский язык, потому что от текстов песен многое зависит, то, скажем, та же песня в джазовом изложении, где музыки становится больше, мы играли в Европе с командой «Your Five», я сделал такую команду. Мы играем мои песни. Но совсем иначе. И я понимаю, что половина публики русскоязычная, а половина не говорит по-русски. И я говорю: а как вы понимаете? Они говорят: нам вполне достаточно музыкальной составляющей, мы энергетику очень хорошо чувствуем. Вы же слушаете музыку на иностранном языке. Я подумал: да, я ведь особо не вслушиваюсь в английские тексты, при том, что я знаю язык, а итальянский, скажем, не понимаю вообще. Значит с точки зрения музыки этот проект получился более интернациональный. Это страшно приятно.

Рябцева:

- Вот эти проекты – это как некая планка, к чему вы идете?

Макаревич:

- Я не знаю, к чему я иду. Приходит в голову вот такая штука. И мы пытаемся это сделать.

Рябцева:

- Какой-то мотив есть у этого всего?

Макаревич:

- Мотив – это крайне болезненное состояние, когда ты лишен возможности чем-то заниматься. Я вот псих, мне надо делать чего-то. Это, может быть, не очень хорошо. Но это образ существования такой.

Рябцева:

- Зато это продуктивно и полезно для остальных?

Макаревич:

- Наверное, да.

Рябцева:

- Вы не для себя делаете, а для других? Или все-таки для себя?

Макаревич:

- Для себя в первую очередь.

Рябцева:

- Эгоист Андрей Макаревич.

Макаревич:

- В первую очередь для себя. Но я знаю, что, если это понравится мне, я имею в виду результат, то найдется достаточное количество людей, которым это понравится. Потому что я все-таки к этому строго отношусь.

Рябцева:

- Другие люди меняются от того, что вы делаете?

Макаревич:

- Не думаю.

Рябцева:

- Они воспитываются?

Макаревич:

- Не думаю. Меньше всего мне хотелось бы кого-то воспитывать. Ей-богу, не-а. Я не думаю, что вообще искусство кого-то воспитывает. Оно может в лучшем случае открывать тебе глаза на самого себя, но чему-то так дидактически учить – нет, думаю, что нет.

Рябцева:

- Мы начали разговор о том, что нам нужны воспитатели и учителя.

Макаревич:

- Да, но это другое. Но ведь мы учим, скажем, наших детей, что такое хорошо и что такое плохо. Так или иначе. Собачку ударил – это плохо. Украл у своего друга игрушку – это плохо. Поделился яблоком с товарищем – это хорошо. В принципе, это на 90 % совпадает с заповедями. Вот с красотой сложнее. А вот это, Коленька… Я не о поступке говорю. Вот это красивая линия, вот это очень красивая картина. Почему? А вот потому и потому. А вот это не очень красивая картина. Почему? Вот поэтому.

Рябцева:

- Нам нужны методисты?

Макаревич:

- Методист – ужасное слово. Зачем?

Рябцева:

- У нас есть РПЦ.

Макаревич:

- Назовем их просто учителями. Хорошие учителя человечеству никогда не мешали.

Рябцева:

- Какая это сфера может быть? Это же не религия?

Макаревич:

- Нет. Это абсолютно светская сфера. Это искусство называется. Вообще искусство нас окружает. И люди, которые вырастут, часть этих людей будем им заниматься. А все остальные - воспринимать или не воспринимать.

Рябцева:

- Но оно же может быть и врожденным?

Макаревич:

- Нет. Это, я думаю, просто как музыкальный слух. Его может быть больше или меньше генетически. Но чтобы сам по себе человек научился играть Листа, например, это уж надо быть совсем самородком. Тоже не отрицаю. Но уповать на это не стоит.

Рябцева:

- Если снова политика станет мощной, вы видите себя вещающим по сцены, поющим на митингах?

Макаревич:

- Нет, я очень не люблю митинги, демонстрации, революции тем паче. Ни одной не знаю, после которой стало лучше, чем было до нее. Но чего-то человечество никак не переболеет этой историей. Какой-то ошибочный ген в него заложили при создании. Сценой я не обделен. Мы много работаем. Сейчас больше работаем за рубежом. Но и здесь готовы. В Москве, например, концерты проходят без всяких вопросов. Очень забавно, во времена Советской власти, когда нас тоже пытались топтать по-всякому, ровно было наоборот. Вот по стране было можно, причем чем дальше от Москвы, тем спокойнее, а в Москве – ни-ни. В Москве нам разрешили, только уже когда перестройка случилась, выступить. Мы к этому моменту уже лет одиннадцать были профессиональной группой, ездили по всему Союзу. Сейчас наоборот, в Москве – пожалуйста, а вот где-нибудь на Урале или в Питере уже начинаются вопросы. Что-то с головами у людей случилось.

Рябцева:

- Региональная шизофрения?

Макаревич:

- Да, может быть поправятся со временем.

Рябцева:

- Появились ли у вас за последние годы какие-то новые страхи или, наоборот, новые уроки вам принесла жизнь?

Макаревич:

- Знаешь, у меня такое количество занятий, что не дай бог появилось бы какое-нибудь еще, ну ей-богу. И в плане работы, и удовольствий, и вообще это одно и то же фактически. Если не говорить о работе, я очень люблю путешествовать. Раньше это тоже было связано с работой, потому что мы делали телевизионные программы о путешествиях, о подводном мире. Сейчас я их не делаю. Поэтому в путешествия езжу гораздо реже. Но раз в год все равно мы выбираемся в диковинные места совершенно. У нас есть компания постоянная. В этом году мы хотим поехать в Боливию, на высокогорное плато, потом на Мачу-Пикчу. В общем, неблизкие места. Это недешевая история, но я не знаю, что может быть интереснее.

Рябцева:

- Что вы там ищете?

Макаревич:

- Я ищу состояния нового, я ищу новых ощущений, новых впечатлений, каких-то новых открытий для себя. Я надеюсь, что я просто не разучился удивляться каким-то вещам. Это важно.

Рябцева:

- С возрастом этот вопрос чаще появляется?

Макаревич:

- Надо об этом помнить. Потому что заполняются коробочки. И очень хочется все время вспоминать и говорить: а вот в наше время… А это неверная позиция. Нет, мир меняется, хотим мы этого или нет. Ну так он этим и интересен.

Рябцева:

- Человеку, который сейчас скачает или купит ваш альбом, можете дать какой-нибудь посыл?

Макаревич:

- Мне кажется, что этот посыл в альбоме и заключен. Ей-богу, если бы я это мог сказать словами, потерялся бы смысл записывать эти песни.

Рябцева:

- Вы были бы писателем, если бы могли сказать словами.

Макаревич:

- Что тоже иногда происходит. Книжки иногда появляются.

Рябцева:

- Спасибо огромное.